Терпкий вкус страсти [= Сильнее страсти ] - Айрис Джоансен

– Конечно. – Она закрыла дверь. – Мы останемся здесь так долго, как ты захочешь.

– Сядь и отдохни. – Катерина указала на кресло, стоявшее в комнате. А сама она опустилась на ковер и прислонилась к стене, – Мне хочется посидеть здесь. Ты обращала внимание на то, что дети никогда не садятся в кресло и всегда стараются сесть на пол? Я принесла Марко сюда, когда он был совсем маленьким ребенком, чтобы он посмотрел на Танцующий Ветер. И мы сидели здесь, на полу, с ним вдвоем около часа, болтая и играя.

Санчия села возле Катерины.

– Знаю. Пьеро всегда садился на пол рядом с моим стулом, когда я переписывала что-нибудь. И я могла опускать руку и ерошить его волосы. – Она замолчала, чтобы успокоиться. – Его легкие волосы у меня под пальцами были как весенний ветерок.

– А у Марко кожа напоминала лепестки роз, когда я прижималась к нему щекой.

– Я дразнила Пьеро лягушонком – у него был такой смешной резкий голосок.

– Пальцы Марко вечно были перепачканы красками, когда он шел обедать.

– Пьеро был ужасно упрямый.

– Марко был такой мягкий.

В комнате на какое-то время повисло молчание.

Катерина прервала его:

– Помню, как Марко долго смотрел на статуэтку, а затем заставлял меня рассказывать ему разные истории про Танцующий Ветер, которые я слышала от его отца Карло. Столько всяких историй. Боясь, что позабуду все, я записала их на пергаменте и переплела в книгу.

– И дала ее Марко.

Катерина покачала головой:

– Она находится вместе с другими бумагами у Лиона на верфи. А Марко больше не возвращался в эту комнату. Он увлекся живописью, и Танцующий Ветер уже приносил ему не радость, а боль.

– Почему?

– Однажды я спросила его об этом. Он сказал, что прекрасно знает, что никогда не сможет создать ничего столь же совершенного по красоте и силе. И понимание своей беспомощности наполняло его печалью. – Катерина помолчала, глядя на статуэтку. – Это вызывало печаль и у меня. Я знала, что потеряю его, как и Лиона, когда он подрастет. Больше никогда Марко не был моим, таким, как в те годы, когда мы проводили долгие часы в этой комнате.

Катерина замолчала, печально глядя в темноту. В комнате стало тихо. Санчии хотелось хоть немного облегчить скорбь Катерины, но она понимала, что слова утешения бесполезны.

– Мне кажется, Марко очень любил тебя. У него было такое нежное сердце.

– Да, но больше всех на свете он любил Бьянку. Мне не следовало пытаться разлучить их. Но я думала, что так будет лучше для всех. – Катерина закрыла глаза. – Теперь я не знаю, права ли была. Все так перепуталось.

– Да, все перепуталось.

Санчия вышла из состояния оцепенения и накрыла руку Катерины своей. Катерина вздохнула. И на какой-то миг Санчии показалось, что она поступила слишком опрометчиво – лучше ей убрать руку. Но Катерина снова откинулась на каменную стену, и ее пальцы сжали в ответ пальцы Санчии.

– Это такой эгоизм оплакивать сына, когда столько людей умерло. Но страдание невыносимо… – Она помолчала, и ее голос задрожал от боли:

– Марко!

Санчия почувствовала слезы на своих щеках, ее собственная боль слилась с болью Катерины. Ее плечи задрожали, и она зарыдала, сотрясаясь всем телом, оплакивая сразу всех – Пьеро, Бьянку, Марко… и всех тех людей в городе, чьих имен она даже не знала.

* * *

На следующее утро, когда измученные Катерина и Санчия покинули комнату в башне, где хранился Танцующий Ветер, они снова встретились лицом к лицу с чудовищем, несущим смерть.

Сначала они решили съездить за водой на виноградники, запрягли лошадь в повозку, и Катерина повела ее через город.

Мандара замерла. Копыта лошади гулко стучали по мостовой, а повозка скрипела, двигаясь по узким пустынным улочкам, ведущим к воротам.

Всюду сновали крысы и метались хищные птицы. Санчия увидела трупы людей, сваленные в кучу в сточных канавах или лежащие на ступеньках, как это описывала Катерина.

Ворота города уже не охранялись и стояли широко распахнутыми. Они прошли по мосту и повернули к северу, на дорогу, ведущую к виноградникам, когда до них донесся стук копыт одинокого всадника.

– И этот сбежал, – сказала Санчия, когда они приблизились к винодельне. – Сколько мужчин работало на винном дворе?

– Один или два в это время года. Конечно, во время сбора винограда их бывало намного больше. – Катерина направила лошадь с повозкой к стойлу у стены и громко окликнула:

– Эй, есть кто? Леонардо!

Ни звука в ответ. Катерина усмехнулась:

– Похоже, нам никто не поможет. – Она спрыгнула с повозки. – Я надеялась, что нам повезет больше. Сами мы сможем заполнить только маленькие бочонки. – Она прошла к виноградникам. – Я буду подкатывать бочонки, а ты тяни воду из колодца и наполняй их.

Поднимать бадью с водой оказалось не так уж трудно после того, как Санчия вошла в нужный ритм. Трудности начинались тогда, когда бадья оказывалась наверху и ее надо было вытягивать через край. Но тяжелее всего было закатывать бочонок на повозку – это оказалось почти непосильным делом для Санчии и Катерины. Пот струился у них по лицам, и темные круги обозначились под мышками, когда они загрузили последний бочонок.

Катерина вытянулась на повозке, дыхание ее было прерывистым.

– Боже, как я рада, что это кончилось. Я никогда не думала, что вода может быть такой… А что с твоей рукой? Она кровоточит!

Санчия опустила глаза: из небольшого пореза на правой ладони капала кровь.

– Не знаю. Должно быть, порезалась об один из ободов на бочонке. А может быть, это просто заноза. Пустяки. Катерина нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что это пустяки? – Она наклонилась, подняла юбку и начала отрывать кусок от нижней рубашки. – Я видела, как от такой же занозы слег здоровый, сильный мужчина. Ты что – хочешь лечь на смертное ложе, глупая?.. – Она взглянула на Санчию в изумлении.

Санчия смеялась. Она так смеялась, что у нее едва хватало сил держаться за повозку, чтобы не упасть на землю.

– Катерина, ты не можешь… – Смех продолжал рваться из ее груди.

– Не вижу ничего забавного.

– Катерина, во имя господа бога, если я и лягу на свое смертное ложе, то уж, конечно, не от занозы! Ведь вокруг чума!

Катерина усмехнулась.

– Что ж, я рада, что ты отнеслась к этому с юмором, – сдержанно сказала она, но уже в следующую секунду неудержимо рассмеялась вместе с Санчией, и слезы побежали по ее щекам. – Я не подумала. – Она покачала головой. – Заноза, Святая Мария, маленькая заноза…